Похождения Штирлица,
и другие приключения Бормана.
Пролог
За окном проехал танк без башни и машина с молоком.
Никита Сергеевич задумчиво почесал наморщенный лоб мыслителя и
крякнул, подтягивая сползшие на пол штаны. Его секретарь втихоря с большим
удовольствием повторил данный звук, и Великий Производитель Кукурузы
остался доволен.
- Хочется чевой-та... - жалобно протянул он, вытряхивая из карманов
вышитых штанов шелуху от семечек вместе с помятой брошюрой "Дагоним,
Абгоним, Перигоним и Выпьем", изданной газетой "Советский Спирт".
- Че, бухать бум, Никит Сергеич? - секретарь сгорал от нетерпения,
дрожа от предвкушения пол-литровой бутылки.
- Не-е... После вчерашнего похмелья башка булькает... - вождю явно
было нехорошо.
Секретарь грязно выругался и сглотнул слюну.
- Не вопи, - сказал Никита Сергеевич.
Повздыхав минут двадцать, он бросил зубочистку в окно и спросил:
- А че там деется у товаищча Исаева?
- А черт его знает...
- Это хорошо... - сказал Хрущев. - А че Берия?
- Сидит, - коротко ответил секретарь, злобно потирая руки и тирански
улыбаясь.
- Тож хорошо, - сказал Хрущев, обмакивая в чернильницу пальцы левой
руки и одновременно облизывая пальцы правой.
Секретарь с благоговейным интересом следил за его действиями.
- Ага, - сказал вождь, насытившись на халяву казенными чернилами. -
слушай, как тебя, давай посадим кого-нить?
- Давай, - секретарь вытащил из кармана обглоданный карандаш и
измятый клочок газеты "Кукуруза у свете решениев съезда дупетатов палаты
садоводов г. Анадыри".
- Пши, - сказал вождь, стукая ботинком по стенке. Стенка издавала
кряхтящие звуки и бросалась штукатуркой. Сидящие на крыше агенты ЦРУ
оглохли от шума, сделанного сдавленными потайными микрофонами.
- Пши, - повторил вождь, явно собираясь повторить данное побуждение
еще раза три. Секретарь терпеливо ковырял в носу, вытирая палец о фалды
пиджака. Не своего, естественно.
- Пши, - сказал вождь еще раз, томно закатывая глаза. Дырка в стенке
увеличивалась с заметной быстротой.
- Че псать? - секретарь вычистил нос и захотел заняться чем-нибудь
еще.
- Пши: "Список", - сказал Хрущев, вспоминая, что надо еще. - "...
сок", - секретарь старательно выводил непослушные и неуклюжие буквы.
- Пши: "Приказува... то есть не, прикузавы... вобщем, пиши, чтоб
арестовали этого... как его... ну, такой весь... с усами... то есть с
ушами... Исаева", во! - вождь был рад, что вспомнил через минуту, а не
через час. Жаловаться на склероз было рано.
- "... Исаева", - произведение удалось на славу, если не обращать
внимание на масляные пятна.
- Дай посмотреть, - попросил Хрущев. Секретарь скромно показал
листок. Хрущев позавидовал его способности красиво писать и так хорошо
выражаться, и мастер эпистолярного жанра понял, что следующий ордер на
арест придется выписывать себе самому.
- Ладно, грамотей, тащи в контору... - Хрущев посмотрел на него
исподлобья.
- Тащи-тащи, и чтоб не убег до завтрева!
Секретарь смачно плюнул на стенку и вышел из кабинета. Хрущев
посмотрел на его плевок, прицелился и тоже плюнул. Потом вытер оба плевка
рукавом вышитой рубашки и сказал:
- Никак все совейское, че портить...
А за окном проехал танк с башней и машина без молока.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Прошло пять с половиной лет с тех пор, как Штирлиц стал вождем в
Бразилии. Теперь он, а не Мюллер, был вождем, и все в колонии Третьего
Рейха подчинялись ему и благоговели перед ним. Штирлиц разъелся, по
вечерам пел непристойные песни и даже почти совсем забыл о Мировой
Революции.
В гарем теперь ходил он, каждый день и по многу раз, как получалось,
а Мюллер ходил кругами вокруг него и втихоря злился. Женщины Штирлица
уважали, а Мюллера нет.
Борман стал толстеть не по дням, а по часам, стал медленнее бегать и
был тяжел на подъем, но придумывал более ухищренные пакости. Появление
различных новейших достижений науки, техники и самогоноварения
подталкивало его совершенствовать свое мастерство, и теперь жертва,
зацепившаяся за невидимую веревочку, не падала, а притягивалась к дереву
посредством влияния сильного магнитного поля на металлические предметы в
своих карманах и ударялась током, ослеплялась вспышкой или оглушалась
сиреной.
Пастор Шлаг на халяву разжирел так, что уже не влезал в самую широкую
сутану, сделанную из чехла от танка Т-34. Борман злобно потешался над ним,
советуя носить другой чехол, от ракеты "Томагавк", и предлагал свою помощь
в его получении. Пастор деликатно отказывался.
Ежедневно утром два здоровых негра наполняли для смиренного
священника водой здоровое корыто, пускали туда ведро голодных пираней, и
пастор садился удить, взяв с собой пару бутербродов, потертую библию
времен гражданской войны и журнал "Play boy".
К вечеру он возвращался, не поймав, естественно, ничего, и читал
книгу "О вкусной и здоровой пище". Негры спускали воду из корыта и
выбрасывали хищных пираней в океан, забирая со дна перекушенные части
удочки, обгрызанную леску и консервные банки из-под тушенки, которые
кровожадные рыбы не могли переварить, несмотря на большие усилия. Банками
всех обеспечивал сам Штирлиц, так как отказаться от вкусной и здоровой
пищи, про которую читал пастор Шлаг, он был не в силах. Иногда полет банки
из окна сопровождался жужжащим консервным ножом и неприличным
ругательством. Если пастору счастливилось подслушивать под окном, то
помимо ругательств и рыганий он получал банкой по лбу и долго беззвучно
радовался, выпучив глаза. Пастор потирал лоб и повторял заклинание своего
покровителя, чем сильно стимулировал пищеварение у гогочущего Штирлица.
- Эй, пастор... - Штирлицу не хотелось драться, но обойтись без
профилактического мероприятия (мордобития) было нельзя.
- А? - Пастор, шевеля бровями, выполз из-под подоконника и уставился
на Штирлица добрыми честными глазами.
Увидев такой взгляд, Штирлиц немного смутился. Ему гораздо привычней
было видеть злобный оскал, или красочный фингал под глазом.
- Чего ты на меня так смотришь? - недоверчиво спросил он, на всякий
случай ощупывая в кармане браунинг с выцветшей дарственной надписью. - по
родине соскучился?
Шлаг на всякий случай пожал плечами и отвел взгляд. Штирлиц молча
бросил его красивым профессиональным пинком в клумбу. Пастор упал на
колючки кактуса и принялся стонать.
"Ностальгия", - догадался Штирлиц. - "Домой хочет"
Пастор застонал еще пронзительнее, с подвываниями.
Мимо него прошел Борман с чемоданом и удовлетворенно
чмокнул губами. Партайгеноссе думал, что пастор попал в его
хитроумную ловушку.
- А, Борман! Вот ты-то мне и нужен... - Штирлиц свесился с
подоконника и поманил испачканным тушенкой пальцем толстого Бормана.
Борман переложил чемодан из левой руки в правую и с опаской подошел к
Штирлицу.
- Штирлиц! Как солнышко ярко светит! - улыбаясь, сказал он, пытаясь
окончить разговор без фингала под глазом.
- Светит, - милостливо согласился Штирлиц. Легкая желтоватая мгла
окутывала низко повисшее небо.
"Парит - наверное, к дождю", - подумал пастор Шлаг.
- И твой портрет так хорошо висит, - сказал Борман, делая два шага к
отступлению и подхалимски улыбаясь.
Портрет, на котором был изображен Штирлиц с лицом мыслителя и с
банкой тушенки в руке, был слегка перекошен от ветра, но тем не менее
висел довольно ровно.
- Висит, - согласился Штирлиц, любуясь собой.
- Ну, я пойду... - Борман стал медленно отступать к фонтану со
скульптурой "Штирлиц, разрывающий пасть крупному зверю (медведю)".
- Я вот тебе щас пойду, - сказал Штирлиц. Его грозная рука смяла
пухлого Бормана в охапку. Партайгеноссе ойкнул и выпустил из рук чемодан,
тот упал на пастора и со скрежетом раскрылся. Куча бумаги выпала из него,
и Шлаг забарахтался в ней, как в проруби с ледяной водой.
Он только успел заметить, как Борман, голося о преданности Штирлицу,
исчез в окне, и как Штирлиц с боксерскими выдохами стал наносить ему
глухие удары.
Пастор, кряхтя, выбрался из горки бумажек и принялся вытаскивать их
из-под рясы. Его взгляд упал на надпись на бумажке, и он насторожился.
Надпись гласила:
"Листовка (бумажка). Просьба сначала прочитать, а потом от нее
закуривать.
Революционный народ порабощенной Бразилии!
Отечество в опасности! И всему виной - штандартенфюрер СС фон
Штирлиц! Он хочет пустить всю нашу любимую Бразилию на тушенку! И продать
ее в Россию, где по улицам толпами ходят медведи (злые) и даже кусаются
турникеты (в метро).
Не продадим нашу любимую Бразилию!
Кто хочет, может записываться в Комитет Спасения Бразилии под
руководством истинного патриота и коммуниста (партбилет No 17892048)
Мартина Бормана!"
"Что такое партбилет?", - подумал пастор Шлаг. - "И что об этом
подумает сам Штирлиц?"
Из окна с воплем о глубоком недовольстве вылетел Борман,
приземлившись рядом с раздумывающим пастором Шлагом.
- Черт, - плачущим голосом капризного ребенка сказал он. Пастор
перекрестился. - Противный Штирлиц! Что ему за охота драться каждый день?
- Это верно, - неуверенно протянул пастор, оглядываясь по сторонам.
Он знал, что со Штирлицем шутки плохи. - А скажи мне, Борман, что это за
Комитет Спасения Бразилии?
Борман забеспокоился. Он не знал, сразу ли Шлаг все расскажет
Штирлицу, или же чуть погодя.
- Пойдем отсюда, - сказал он, зная, что Штирлиц, несмотря даже на то,
что сейчас он громко храпит, может все подслушать и потом поставить под
глазом несколько синяков.
Они собрали бумажки в чемодан и ушли.
Едва два товарища по несчастью - Шлаг и Борман - изчезли за кустами,
из за ближайшего кактуса вылез Мюллер в панамке, но с хлыстом и в кирзовых
сапогах. Он, конечно же, все слышал и видел. Подойдя к торчащей из-под
ветки какого-то экзотического растения бумажке, он осторожно вынул ее и
прочитал.
Мастер по государственным переворотам и заговорам сразу же понял, что
к чему и привычно оценил силы сторон. С одной стороны были Борман со
своими веревочками и пастор с удочкой, а с другой - мощный кулак Штирлица.
Мюллер загнул три пальца на левой руке, два на правой, высморкался и полез
в окно к Штирлицу.
Штирлиц лежал на кровати, держа в одной руке газету "Советская
Бразилия", а в другой - банку тушенки и делал вид, что спит. Мюллер
осторожно снял сапоги и на четвереньках пополз к столу, на котором в форме
пятиконечной звезды были расставлены бутылки с водкой. Вытащив одну
бутылку из верхнего левого луча звезды, Мюллер запустил острые зубы в
пробку и с хлопком откупорил непослушную посудину. Глотнув из горлышка, он
почувствовал себя гораздо лучше и рыгнул. От знакомого звука Штирлиц
очнулся от мыслей о тушенке и сале и открыл один глаз. В углу комнаты
Мюллер пил водку из его запасов.
- Чего ты там копошишься? - Штирлиц недовольно заворочался и со
скрежетом почесал ногу.
- Беда, Штирлиц, заговор... - Мюллер набил рот бутербродом с ливерной
колбасой и показал Штирлицу листовку Бормана.
- Так что же, заговор плетет Борман? - Штирлиц был о нем худшего
мнения. Мюллер утвердительно закачал головой и отправил в рот второй
бутерброд.
- Чхал я на его заговор, - сказал Штирлиц, отобрал третий бутерброд и
бросил Мюллера в окно.
Приземливись в уже знакомой им всем клумбе, Мюллер чихнул и обиженно
протянул:
- Никто меня не любит... И по голове меня, и картошку чистить меня...
Он поправил панамку, с любовью отцепил от нее налипший репей и
поплелся в ту сторону, куда ушли Борман и пастор Шлаг.
Напрасно Штирлиц так пренебрежительно относился к козням мелкого
пакостника. Борман разбросал свои листовки по всей колонии Третьего Рейха,
и к вечеру около его жилища собраалсь толпа равнодушных негров послушать
очередного революционера. В прошлый раз революционер понравился только
каннибалам с прибрежных островов. Они его и съели.
- Друзья мои! - Борман, стоя на импровизированной трибуне, размахивал
испачканным носовым платком и делал как можно более приветливое лицо.
Негры смотрели на него как можно более равнодушней и дали тем самым
понять, что тамбовские волки Борману друзья.
Борман надрывался, обещал, угрожал, но равнодушное население
порабощенной Бразилии отнеслось к нему с непониманием.
Борман бросил платок на запыленную землю, плюнул и спустился с
трибуны.
Делу решил помочь пастор Шлаг. Задрав ногу, он забрался на трибуну и
сказал, не надеясь, впрочем, что найдет понимание:
- Кто женщину хочет?
Негры оживленно вскочили и зарычали. Пастор подумал, что сказал
что-то неправильное, и попытался улизнуть, но его поймали.
- Где она? - нетерпеливо спросил толстый бородатый мулат, поигрывая
остро отточенным мачете и переливающимися бицепсами.
- К-кто она? - заикаясь, спросил пастор.
- Та фемина, про которую ты говорил, - мулат с сомнением посмотрел на
пастора, щелкнул языком и стал поигрывать мачете еще ужасней.
- Так все женщины в гареме у Штирлица, - завизжал пастор Шлаг,
пытаясь вырваться из крепких волосатых рук, держащих его за ноги, за руки
и за два-три волоска на тщедушной лысине.
- А зачем этому кабальо столько фемин? - задумался мулат. Данный
вопрос много раз задавал себе Борман, когда видел, как пастор Шлаг носится
за его секретаршами.
Мулат уронил мачете себе на ногу. После этого он радостно прыгал
около двадцати минут, пока его не отбросили.
- Вот видите, - с вожделением начал Борман, решив взять власть в свои
руки. - Штирлиц, эта противная русская свинья, забрал себе всех наших
женщин...
Борман говорил и говорил, не чувствуя, как мощная рука поднимает его
за воротник.
- Кто свинья? - спросил глухой, до боли в носу знакомый Борману
голос, эхом перекатываясь по контейнерам с сахарным тростником.
Негры притихли. Борман оскорбил еще пару раз Штирлица, сказал пару
недобрых слов про тушенку, и тут сильная рука бросила его в джунгли.
"Разве я что-то не так сказал?" - задумался Борман, приземлившись в
самые крупные заросли колючек. Вскоре он понял, что глубоко ошибался.
Штирлиц, поднявшись на трибуну, рыгнул и сказал:
- А теперь все пшли домой... А кто не все, того я отвыкну Бормана
слушать...
Негры притихли и разошлись. Непоколебимый авторитет Штирлица
покачнулся. Штирлиц, тем не менее, этого не понимал.
* * *
- Эй, ты, в шапке, подь, - Никита Сергеевич ласково подозвал Лысенко.
- Че? - Лысенко подошел поближе и снял шапку.
- Как там кукуруза? - Хрущев плюнул на пол и притянул поближе
засиженную мухами тарелку с бутербродами.
- Растеть, - Лысенко обнажил рот с несвежими черными зубами и заржал
чему-то своему.
- Это хорошо, - сказал Хрушев. - А этого... как его?... Штирлица
посадили?
- Та не знаю я, - нараспев сказал Лысенко и надел шапку.
- Дурень ты, - сказал Никита Сергеевич, - Ты этот... арогном, во,
значит, все должен знать! Узнай и доложи...
- Кому? - переспросил обалдевший Лысенко, чувствуя, что он и правда
дурень.
- Ну, кому-нибудь, - сказал Хрущев, смачно засовывая палец в нос.
* * *
На захват Штирлица был отправлен специальный Отряд Милиции Особого
Назначения из восьми человек. Во главе отряда стоял майор, имени которого
никто не знал.
- Не завидую я этому... как его?... Штирлицу, - радостно, как
настоящий мелкий пакостник, сказал сектретарь Никиты Сергеевича.
Он не знал, что не он, а Штирлиц имел все основания не завидовать
ему.
- Как тебя? - Никита Сергеевич стоял в дверях, - Иди-ка сюда, вон за
тобой пришли... - глаза Генерального Секретаря светились победным
торжеством. За дверью, вытягивая шеи, стояли сотрудники КГБ и в нетерпении
поигрывали пистолетами.
"Main Gott, Пришли... А я так и не передал последнюю шифровку", -
подумал секретарь. Он бросил на пол подаренный любимым фюрером шмайссер,
который носил за пазухой, и, закатив глаза, вышел из кабинета.
Никита Сергеевич торжествовал. Так ненавистный ему интиллегент был
повержен и отправлен в лагеря.
- Не боись, - сам себе сказал вождь, потирая короткие потные руки.
* * *
Штирлиц негодовал. Он ожидал от Бормана любых веревочек, даже
пенькового каната, но таких пакостей он ожидать не мог.
Русский разведчик скорчил презрительное лицо и с негодованием и
размахом бросил банку тушенки об стенку.
Коровий жир медленно растекался по обоям в красно-желтый цветочек.
- Скоты! - Штирлиц врезал об стенку второй банкой. Это относилось уже
к Мюллеру и пастору Шлагу. Пастор, сидящий под окном с первой в жизни
пойманной рыбиной (ничего, что дохлой), съежился.
- Уроды! - от удара третьей банки стена треснула. Борман,
подслушивавший с другой стороны, с визгом умчался.
"Пора смываться", - подумал Штирлиц. - "Кругом люди этой толстой
свиньи. А в конце-то концов, Штирлиц я или не Штирлиц?"
Как всегда после проведения блистательной операции, Штирлиц горел на
мелочах. Конкретно в данный момент он не мог решить, куда бы ему
смотаться.
В родную Россию почему-то не хотелось. Возможно, причиной такого
недовольства любимой родиной стала листовка Бормана. Тем более, Штирлиц не
знал, что за новый зверь появился за время его отсутствия, и как он может
кусаться.
Штирлиц закурил "Беломорину" и решил податься в Штаты. Он не знал,
где они находятся, но видел раза два ихнюю валюту (один раз у Канариса, а
другой - у Шелленберга). Доллар Штирлицу понравился.
"Интересно, где находятся СыШыА?", - подумал Штирлиц. Глобус Украины,
подаренный Геббельсом, не смог дать ответа на данный риторический вопрос.
Русский разведчик выглянул в окно и заметил лысину Бормана, блестящую от
вечерней дымки.
- Борман, иди сюда, - голос Штирлица не допускал возражений.
- Драться будешь, Штирлиц? - Борман знал, что от русского разведчика
невозможно скрыться. Шансов пять у него было - из-за угла, ни о чем не
подозревая, показался пастор Шлаг, мурлыкая под нос "мы, пионеры, дети
рабочих".
- Пастор тебе не поможет, - обобщающе сказал Штириц, но Борман,
показав розовый детский язычок, исчез.
- А, черт, - выругался Штирлиц. - Эй, пастор, поди-ка сюда!
Пастор задрожал, но все-таки подошел.
- Слушай, ты, толстый, может быть, ты знаешь, где эта чертова
Америка?
- А... в... в... - пастор, дрожа, сделал идиотскую рожу и пробормотал
что-то непонятное.
- Понятно, можешь проваливать, - сказал Штирлиц, занося ногу для
выбрасывающего пинка.
"Нет, ну все самому!", - раздраженно подумал русский разведчик.
ГЛАВА ВТОРАЯ
В районном центре (как его называли Штирлиц и Мюллер) Пуэрто-Дубинос
Штирлиц быстро нашел туристическое агенство. Роскошная контора с голой
женщиной на плакате, под которым мерно храпел сам хозяин заведения,
привлекала всех своей пустотой и прохладой.
Штирлиц, поправив только что вымененный на шесть банок тушенки черный
пиджак, открыл дверь и хотел высморкаться, но в носу было сухо, как с
бочке с сухарями. Штирлиц выругался и вошел внутрь.
- Эй, хозяин! - позвал он, одновременно освобождая стол данного
заведения от завалявшихся там мелких предметов.
- Слушаю Вас, товарищ Штирлиц, - хозяин, небритый и с заплывшими от
жира глазами вылез откуда-то из-под стола и дыхнул в лицо русскому
разведчику запахом перегара от вчерашнего одеколона "Победа".
- Вот что, - сказал Штирлиц, воротя лицо, - Ты мне билет на курорт, в
Штаты обеспечь, да побыстрей, а то я, ты знаешь, в гневе люблю драться
ногами...
- Понял, товарищ Штирлиц, - сказал хозяин туристического агенства,
доставая из кармана огрызок карандаша "Конструктор 2М".
Он нашел в столе незаполненный билет и спросил:
- Вам сегодня или потом?
- Сегодня, - категорично сказал Штирлиц. - Знаю я ваши потом. От вас
потом и вилки от тушенки не дождешься.
- Тогда сегодня, сказал хозяин, вписывая в билет:
"Имя - товарищ Штирлиц.
Фамилия - не знаю, наверное, тоже товарищ Штирлиц.
Место отправления - Пуэрто-Дубинос.
Место прибытия - Вашингтон, Д.С.
Количество багажа - очень много банок тушенки."
При упоминании тушенки владельца туристического агенства перекосило и
он плюнул себе на лапоть.
- Прекрасно, - сказал Штирлиц, вырывая у него билет.
- Э, постойте, товарищ Штирлиц, а деньги?
- Я вот тебе щас дам деньги, - в этом хозяин туристического агенства
никогда не сомневался.
Вытерев через полчаса окровавленный нос, он подумал:
"Ничего, все равно же катастрофы каждый день. "
- Послушай, Штирлиц, не желаешь ли развлечься? - перед Штирлицем
стояла дама в мини-юбке, легко поигрывая чем-то длинным и резиновым.
- Желаю, - сказал Штирлиц весьма галантно и взял ее за талию.
- У тебя или у меня? - спросила дама, вырываясь из слюнявого,
пахнущего тушенкой поцелуя.
- Сначала давай у меня, потом у тебя, а потом где-нибудь еще, -
Штирлиц, несмотря на то, что ему было некогда, всегда находил время на
очаровательных дам.
- В парке не буду, - сказала дама, показывая два ряда ослепительно
блистающих зубов.
- Я тоже не буду, - сказал Штирлиц, нежно и с легким скрипением валя
ее на скамейку.
Дама дала ему пощечину, размазала по лбу фиолетовую губную помаду в
желтую полосочку, вырвалась и убежала. Штирлиц стер помаду и нахмурился.
Так плохо к русскому разведчику еще никто не относился.
"Тут чувствуются проделки этой толстой свиньи - вот только какой -
Бормана или пастора?" - подумал Штирлиц.
Вырвав цветок из клумбы, он воткнул его в петлицу своего, уже немного
помятого костюма.
До начала рейса оставалось сорок минут.
Аэропорт Штирлиц нашел не сразу. Войдя внутрь, он подошел к
очаровательной негритянке в авиационной форме и издалека показал билет.
- Ах, это Вы, товарищ Штирлиц! - нежно воскликнула негритянка
каким-то очень знакомым голосом.
- Да, это я, - сказал Штирлиц, весьма довольный.
- Давайте Ваш билет до Вашингтона, - сказала негритянка.
Штирлиц не мог узнать английского агента, так как после шутки с
газовой камерой тот никак не мог отмыть черные пятна на лбу и на носу.
Пришлось покраситься гуталином в черный цвет, и английский агент
радовался, что Штирлиц не узнал его.
- Пожалуйста, проходите на посадку, - сказал английский агент,
поднимая шкуру от тигра и показывая обшарпанный самолет со множеством
выбоин на корпусе в конце взлетной полосы.
- Это что? - русский разведчик был неприятно удивлен.
- Это самолет компании "Дуос Кретинос и сыновья", а что такое?
- Какой такой самолет кретина, что это за корыто?
- Да ладно Вам, товарищ Штирлиц, Муму пороть, - сказал кто-то из-за
занавески.
Штирлиц почему-то успокоился и пошел к самолету.
Все подумали, что самолет ему понравился, на самом же деле Штирлиц
подумал, что нечего выпендриваться, раз билет на халяву.
Внутри было тихо, темно и пахло туалетом.
Штирлиц сел на первое попавшееся место и хотел задремать, но место
икнуло и сказало:
- Милейший, вы же на меня сели!
- В самом деле? - Штирлиц пощупал под задом и нашел там тщедушного
старичка в спортивном костюме. Он вытащил его из-под себя, посадил в
кресло рядом и пристегнул ремнем, чтобы не выпал.
- Вот так, молодой человек, - сказал старичок, поправляя заплетенные
в узелок ноги.
- Да, - сказал Штирлиц, и плюнул на пол: - Заразы!
- Это вы кого имеете в виду? - живо поинтересовался старичок.
- Бормана я имею в виду, - сказал Штирлиц и исподлобья посмотрел на
старичка.
- Хе! - сказал тот, после чего всю дорогу не сказал ни слова.
Самолет компании "Дуос Кретинос и сыновья" попался никудышный.
Пролетев сто километров, пилот напился, и чувствовал себя хреново. Самолет
качался и в салоне плохо пахло. Штирлиц нервничал. Он знал, что от пьяных
пилотов можно ожидать любых паскостей почище, чем от Бормана.
Наконец через некоторое время полета внизу показалась статуя Свободы,
окутанная вечерней дымкой.
* * *
Товарищ Хрущев сидел в кресле, положив ноги на лежащую на столе
газету "Советская Россия". Перед ним лежала распечатанная телеграмма,
гласившая:
"Сообщаем,
что известный Вам товарищ Исаев отбыл вчера из Бразилии в неизвестном
нам направлении."
- Растяпы! - Никита Сергеевич бросил ботинок о стенку. Ботинок
крякнул и прекратил свое существование. - Козлы! - второй бониток ударился
о стенку и упал рядом с первым. - Всех посажу! - и первый носок упал рядом
со вторым ботинком.
Никита Сергеевич в гневе сполз с кровати и принял полный стакан
самогона.
* * *
- Уважаемые пассажиры, наш самолет приземлился в аэропорту города
Вашингтон, желаем вам приятного пути, а теперь все пшли отсюда, - молодая
стюардесса с крутыми бедрами совершенно неласково выпроводила всех из
самолета и заперла его на амбарный замок.
- Когда с Вами можно будет встретиться? - нетерпеливо поинтересовался
Штирлиц.
- Как вы смеете, я мужу скажу! - возмутилась стюардесса.
- Мужу я сам скажу, если хотите, - пообещал Штирлиц. - Так когда?
- Шли бы Вы, товарищ Штирлиц... - предложила стюардесса и назвала
место, в которое нужно идти.
- Грубиянка, - резюмировал русский разведчик и отправился в
пристегнутый к самолету "рукав".
Сразу же после рукава Штирлиц заметил два коридора - направо и
налево. Он почесал за ухом и пошел в левый коридор, катя перед собой
тележку с чемоданами.
Внезапно Штирлиц почувствовал, что слабые, но цепкие руки затаскивают
его куда-то налево, разрывая фалды пиджака. Штирлиц удивился и лягнул
ногой кого-то сзади. Раздалось всхлипывание, и кто-то сказал на чистом
русском языке, противно шепелявя:
- Отдавай коселек, шволось!
- Я тебе дам кошелек, - сказал Штирлиц, поднимая нахала, обросшего,
как казалось, темной шерстью и воняющего помойкой, повыше. - Во-первых, я
тебе не кошелек, а в морду дам, но это все во-вторых. Я русский разведчик
Исаев, и не позволю всякой американской свин... ба, да это же Шелленберг!
Шелленберг, обросший до неузнаваемости и изрядно похудевший, узнал
Штирлица раньше, и принялся радостно подвывать, несмотря на ушибленную об
стенку при падении ногу.
- Вальтер... - сказал Штирлиц, готовясь прочитать назидательную речь.
- до чего же ты опустился!
- Да вот, - сказал Шелленберг, явно показывая широкую прореху в
верхнем ряду нечищенных зубов. - Живем мы тут плохо.
- "Мы" - это кто? - удивился Штирлиц.
- Это я и Айшман, - сказал Шелленберг.
- Как! Вас отпустили? - Штирлиц наверняка знал, что на Лубянке можно
задержаться надолго.
- Ага... Мы шебя вели плохо, - радостно сказал Шелленберг.
- Это хорошо, что плохо, - сказал Штирлиц, весьма довольный. Он был
доволен, что есть хоть кто-то, кому можно будет для профилактики бить
морду.
- А где ты живешь? - поинтересовался он.
- Где... где придетшя, - обреченно сказал Шелленберг.
- А Айсман где?
- В баре прохлаждаетшя, - Шелленберг потрогал явный синяк под левым
глазом.
- Ладно, - сказал Штирлиц, принимая решительный вид. - Я поставлю вас
на ноги!
- Лушше доллар дай, - попросил Шелленберг.
- Зачем тебе доллар? - медленно философски изрек Штирлиц.
- А! - сказал Шелленберг, делая вид, что он понимает больше, чем
Штирлиц. - Жа доллар можно женфину купить!
- Женщину?! Это хорошо! - сказал Штирлиц, похрустывая пачкой
стодолларовых бумажек, нарисованных одним его знакомым в Бразилии.
- Пофли купим по парофке, - предложил Шелленберг, глядя на заветную
пачку.
- Нет, бабы потом, - сказал Штирлиц озабоченно. - Пойдем Айсмана
найдем.
- Жашем нам Айшман... - засопротивлялся Шелленберг, - от него же одни
убытки...
- Какие убытки? - Штирлиц обожал истории о финансовых махинациях.
- Пофли, рашшкажу, - сказал Шелленберг, выводя Штирлица из аэропорта.
За ними устремился полицейский.
- Ну так вот, - начал бывший шеф Штирлица, - Я вфера достал пять
долларов. Эта свинья Айшман жабрал их и вот теперь напилшя... Пофли в бар,
фде он фидит.
В баре играла неизвестная никому музыка, состоящая из хаотичных
ударов по чему-то деревянному и металлическому.
Айсман сидел за крайним столиком и выл от удовольствия. Его повязка
на левый глаз сползла. Закрытый обычно глаз смотрел по сторонам, чего бы
стянуть, как локатор. Неожиданно глаз выпучился. В дверях показался
Штирлиц в черном костюме, с цветком в петлице, и с Шелленбергом под
мышкой.
"Рассказал... Все рассказал", - мелькнуло в мозгу Айсмана. Шелленберг
соврал Штирлицу - с Лубянки их никто не выгонял за плохое поведение. Они
удрали, когда находились на лесозаготовках на Чукотке, где только и
делали, что ничего не делали. Айсман сразу протрезвел и сполз на пол.
- Айсман! - радостно сказал Штирлиц.
- Штирлиц, - неприветливо пробурчал Айсман, стоя под столом на
четвереньках.
- Не злись, Айсман, я же ненарочно, мне долг приказывал. - Штирлиц
вспомнил похождения с мнимым баром на Кубе.
"Кто это - Долг?" - удивился Айсман.
- Ты про что это? - спросил он, высунувшись из-под стола.
- Да так, к слову пришлось, - сказал Штирлиц. - как живешь без меня?
- Плохо, - сказал Айсман и икнул. - Женщин нет, растительности нет,
кефира нет, Бормана нет, дешевых туалетов нет, "Беломора" нет, вина нет,
пива нет, самогона нет, даже горилка отсутствует, жить негде.
- Это хорошо, - сказал Штирлиц. - А где жить, мы уж как-нибудь
найдем.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Нельзя сказать, чтобы ферма Джона Вейна процветала. Скорее, она не
процветала, а даже совсем наоборот. Все хозяйство Вейна, корова,
автомобиль "Паккард", никогда не бывший на ходу и четыре тощие курицы,
пришло в запустение и было заложено в ломбард.
Поэтому, когда Штирлиц появился на его ферме, Вейн принял его за
судебного исполнителя и треснул его оглоблей по голове.
- Больно же, - сказал Штирлиц.
Вейн удивился.
- Чего надо, motherfucker? - грубо спросил он.
- А чего ты ругаешься? - обиделся Штирлиц. - Человек пришел по делу,
хочет тебе бизнес предложить, а ты его палкой...
- Какое дело? - живо среагировал Вейн, доставая из шкафа запыленную
бутыль с самогоном.
- Мы у тебя поживем, будем хорошо платить, а ты помалкивай и не
задавай глупых вопросов.
- Банк грабить будете? - тут же спросил Вейн, делая интонацию на
последнем слове.
- Посмотрим, - сказал Штирлиц, вручая Вейну банкноту в 100 долларов.
Тот почти что совсем офигел.
- Слушай, Джоанна, тут пришел какой-то сумасшедший..., - начал он.
- Не сумасшедший, а товарищ Штирлиц, - сказал Айсман, входя с большим
чемоданом в руках.
- ... и дал мне сто долларов...
- Много - мы можем вжять шдачу, - сказал Шелленберг, также появляясь
в дверях.
- Чего надо? - заученно спросил Вейн.
- Мы здесь жить будем, - сказал Айсман голосом, категорически не
допускающим никаких возражений. - Мы от товарища Штирлица.
- А, от этого, - сказал Вейн. - Ну, живите...
Айсман предполагал, что жизнь у Вейна будет приятной и легкой. Вейн
тоже считал, что наличие двух здоровых бездельников избавит его от хлопот,
поэтому в день прибытия заставил Айсмана и Шелленберга вспахать вручную
сорок акров. К вечеру Айсман и Шелленберг уже продумывали план побега. Они
заспорили чересчур громко, Вейн вмешался и на всякий случай посадил обоих
под замок.
Когда Штирлиц ехал к Вейну на свежеотремонтированном "Паккарде", два
друга скандировали, просунув головы между реек оконной рамы амбара:
- Са-атрап, са-атрап!
- Это вы кому? - хмуро спросил Штирлиц, засучивая левый рукав. Оба
исчезли в амбаре, появился Вейн.
- Это они мне, - сказал он и пояснил: - Работать не хотят.
- В зуб, - коротко пообещал Штирлиц, вертя в руке юбилейный кастет на
цепочке.
- Пойдемте, выпьем, товарищ Штирлиц, - засуетился Вейн, ходя вокруг
русского разведчика кругами.
- Пошли, - согласился Штирлиц.
Из окна амбара показалась морда Шелленберга.
- Шатрап! - крикнул он и исчез.
- По-моему, это он мне, - сказал Штирлиц хмуро и полез в амбар. Там
раздалась глухая возня, удары, и русский разведчик вылез, весьма
удовлетворенный.
- Теперь пошли, - сказал он, доставая из кармана бутылку
"Смирновской".
- Ага, - сказал Вейн, и собутыльники удалились.
- Шкотина, - глухо сказал Шелленберг, потирая ушибленный нос. - Мы
вот ему покажем...
- Покажем, покажем, - согласился Айсман, с беспокойством оглядываясь
по сторонам.
В доме Вейна загорелась керосиновая лампа. Через полчаса оттуда
раздались пьяные голоса:
"Вихри враждебные веют над нами-и-и-и...,
Темные силы нас зло-о-о-бно гнету-у-ут..."
Еще через полчаса все стихло, и дремлющую в густой темноте ферму
потрясли звуки мощнейшего храпа.
- Штирлиц, - утвердительно сказал Айсман, перетряхивая слипшуюся,
почему-то сырую солому. Ему не ответили. Айсман позвал Шелленберга, но
потом огляделся и заметил дырку в стене. Попытавшись пролезть в нее, он
застрял и таким образом провел ночь.
* * *
В это время в Бразилии, в колонии Третьего Рейха, проходил ночной
допрос. Майор с неизвестной фамилией, развалившись в плетеном кресле,
допрашивал пастора Шлага.
Говорить пастору помогали два ОМОН'овца, путем ударов по животу и
голове. Пастор вопил, но не признавался. И не потому, что был такой
стойкий. Просто он ничегошеньки не знал.
- Ничего, расскажешь, - обещал майор, почесывая под кителем набитый
бараниной живот.
- Ничего не знаю, - стойко отвечал пастор на каждый удар по животу. К
ударам по голове он произносил междометие "Ай" и плевался на пол (совсем,
как Штирлиц).
- Ладно, - сказал майор, вынув их ушей вату. - Тащите другого...
потолще.
- Я здесь! - Борман появился, как всегда, внезапно, и встал перед
майором. Тот любил, когда ему подчинялись непрекословно, как девочки в
баре.
- Где Исаев? - спросил майор, делая грозное лицо.
- Тю-тю, - сказал Борман, делая покачивания руками, как крыльями. От
такого опасного для окружающих движения пол скоро был усыпан толстым слоем
веревочек и гвоздей.
- Я тебе дам "тю-тю"! - заорал майор. - Говори по человечески, а то
как дам... в нос...
- Улетел Исаев, - сказал Борман, радуясь, что пакость, похоже,
пройдет безнаказанно. - В Америку подался...
- Гм, - важно сказал майор. - Америка - это не наша юрисперден... то
есть мы туда не поедем.
- Вот и я говорю - "тю-тю", - сказал Борман, садясь на пол рядом с
майором. Майор вскочил, так как тонкая, но очень острая булавка впилась
ему в зад и заорал:
- Встать! Молчать! Кругом! Равнение налево! Ружье на плечо! Воздух!
А-а-а-а!
Борман тихо отполз в угол и сидел там с хронометром, считая секунды,
нужные майору для успокоения. Новый препарат для возбуждения, похоже,
должен был стать очередной яркой страницей в его деятельности.
- Тридцать семь секунд, - сказал он наконец, втайне радуясь такому
замечательному рекорду.
И тут же последовал легкий, но умеренный пинок.
* * *
Утром Штирлиц проснулся от мычания коровы в хлеву.
"Деревня", - подумал он, доставая из-под подушки стакан. - "Как же я
сюда попал? Черт, как после вчерашнего башка трещит..."
Бутыль из-под "Смирновской" была угнетающе пуста. Штирлица
перекосило. Бутыль с самогоном отдавала мазутом. Штирлиц зажал нос и
хлебнул. Внутри живота забулькало и зашипело. Русский разведчик пустил
желтовато-сероватую слюну на стенку и выскочил во двор.
Из стенки амбара торчала чья-то голова. Штирлиц пригляделся и узнал
Айсмана.
- А я застрял, Штирлиц! - радостно сказал тот, от нечего делать
колотя затылком по стене.
- А где Шелленберг? - живо поинтересовался Штирлиц, собираясь
нахмуриться и серьезно повеселиться.
- Смылся, - сказал Айсман. - он же не такой толстый. - И он
самодовольно задвигал животом.
Штирлиц выругался и стал заводить "Паккард". Из дома показался Вейн в
кальсонах, сделанных из мешка, с надписью "The United States of America.
Genuine Condoms".
- Водки привези, - дрожащим голосом попросил он, со скрежетом
почесывая распухшую небритую рожу.
Шелленберг убежал недалеко. За рекой его поймали грабители и раздели
почти-что догола. Шелленберг плакал и матерился на родном языке
(по-английски). Штирлиц успокаивал. Потом посадил в "Паккард" и повез
обратно.
- Не поеду к этому шатрапу! - завизжал Шелленберг. - Он на нас пахать
хошет.
- Он больше не будет, - пообещал Штирлиц, - я ему в морду дам, он
меня знает.
- Не верю, - сказал Шелленберг и тут же, получив подзатыльник, больно
прикусил язык.
Вейн стоял на крыльце дома. Лицо его было озабочено.
- Штирлиц, у нас гости, - сказал он, указывая подбородком на Отряд
Милиции Особого Назначения, засевший в стогу соломы. Руки были заняты
наручниками.
- Чего надо? - неласково спросил Штирлиц, нащупывая в кармане, под
шелковой подкладкой, холодную и увесистую гранату.
- Сдавайся, Исаев, - сказал майор, не имеющий фамилию. - А то мы тебя
возьмем приступом и больно накажем.
- Попробуйте, - вызывающе сказал Штирлиц, вынимая гранату. Омон'овцы
попятились.
"Сейчас будет очень хорошая драка", - подумал Шелленберг. Он, как
всегда, не ошибался. Граната с отсутствующими внутренностями, но набитая
именным свинцом, ловко плясала по пустым головам ОМОН'овцев и лично по
голове бесфамильного майора, извлекая из нее звуки пустой бутылки и
подозрительные по тембру звуки.
- Я тебе накажу..., - шипел Штирлиц, колотя гранатой по его голове.
Майор ужасающе выл.
Айсман и Шелленберг с трудом оторвали бушующего Штирлица от стонущего
и слабо, но четко матерящегося майора.
Отряд Милиции Особого Назначения в панике разбежался по всей округе.
Майор остался.
- Дать бы тебе еще пару раз по морде, - сообщил Штирлиц свое желание
майору. Айсман услужливо суетился около Штирлица, поправляя испорченную
потасовкой внешность йодом.
- Жа фто? - поинтересовался Шелленберг.
- Сначала врежем, потом решим, - сказал Штирлиц, вытирая руки об полы
пиджака. Кулак его левой руки покрывали три свежие ссадины от зубов майора
и один синяк от удара по голове. Мыслящий агрегат у майора был пустой, но
твердый, как пустая бутылка из славной местности Шампань.
- Ну, - сказал майор, с трудом вращая заплывшими челюстями, - теперь,
Штирлиц, тебя точно расстреляют через повешение.
- Когда пымают, - сказал Айсман и тут же получил свежий подзатыльник.
Подзатыльники у Штирлица не залеживались.
- А ведь правда, расстреляют, - сказал, подумав, Айсман. - И нас
вместе с ним, - добавил он вполголоса и тоже был наделен таким же свежим
подзатыльником. Штирлиц не любил мрачные мысли и предпочитал изгонять их
при помощи водки, тушенки и милых радисток.
Из дома вышел Вейн в новых кальсонах с другой надписью: "Дорогому
товарищу Вейну от дорогого товарища Штирлица ко дню взятия села Улюль-муму
под озером Хасаном (Китай)". Надпись получилась длинная и неровная, но
умная.
Вейн потирал руки, нывшие от наручников. Бензопила "Дружба"
модификации "народов Африки" пилила даже вороненую сталь.
- Чего это он? - спросил Вейн, продолжая потирать руки.
- Он дерется, - сказал Шелленберг.
- Ну, и вы ему дайте, - посоветовал Вейн.
Штирлиц с воплем "сволочь, скотина" бросился на майора и стал бить по
потной морде. Он развеселился не на шутку. Русского разведчика не сразу
оторвали от дважды избитого майора. Майор удивленно вращал глазами и
плевался. Красивый синяк под глазом размером восемь на двенадцать
сантиметров светился победным торжеством.
Штирлиц кипел от злости. Он считал себя неприкосновенным русским
разведчиком, много раз Героем Советского Союза и вообще почетным членом
Политбюро ЦК КПСС. Лауреат приведенных званий не мог предположить, чтобы
толстая свинья в вышитой рубашке, обожравшись кукурузы, решила арестовать
его, самого любимого товарища Штирлица.
- Слушай, майор, мне надо в Москву, - сказал Штирлиц. - Давай триста
зеленых на билет.
- А ражве у тебя нет? - удивленно спросил Шелленберг, но тут же
заткнулся, получив увесистый удар в ухо.
Майор вытащил из кармана пачку разносортной валюты, Штирлиц вырвал ее
и сказал:
- Я сам разберусь, чего надо...
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Стюардесса попалась понятливая, но сухая и довольно противная. Она
равнодушно ходила вокруг Штирлица, толкующего ей о превосходстве одной
банки тушенки ("одной, заметьте, мадам, всего одной") перед горки
бутербродов ("целой кучи, мадам") с красной икрой. Еще он сказал, что икра
вообще липнет к зубам, после чего ее приходится счищать салфеткой, и не
представляет для него, русского разведчика Штирлица по фамилии Исаев,
никакого интереса. Стюардесса жалобно зевнула и потеряла вообще всякий
интерес к Штирлицу.
Выйдя из самолета, Штирлиц понял, что его встречают. Неподалеку от
взлетно-посадочно-катастрофной полосы, на которой раз в месяц непременно
разбивались два-три самолета, стоял черный "воронок". Около него паслись
четверо в черном, от скуки зевая через каждые три секунды по очереди.
Не успел Штирлиц подойти к концу трапа, как его обступили со всех
сторон. Штирлиц достал кастет и приготовился драться. Драки, впрочем, не
последовало.
- Здравствуйте, дорогой товарищ Штирлиц! - сказал один из тех, в
черном.
- Привет, привет, - хмуро сказал Штирлиц, кладя в карман кастет.
- Садитесь в машину, глубочайшеуважаемый и великий Максим Максимыч, -
предложил другой. Штирлиц бросил чемодан в багажник и плюхнулся на
сиденье.
- В Кремль, - сказал он, предполагая, что за время отсутствия во
вражеских странах он, возможно, стал большим начальником.
Мотор взревел, и машина помчалась в Кремль.
- Так, - сказал Никита Сергеевич, поглаживая собственную лысину. -
Значит, товарищ Штирлиц...
- А что, не нравлюсь? - хмуро спросил Штирлиц, ощупывая в кармане
кастет. Вообще-то его предупредили, что здесь драться не принято, но он
мог и не удержаться.
- Да нет, нрависься, - сказал Хрущев, подергивая левой ногой.
- А у вас микрофон в стене, - сказал Штирлиц, тыкая пальцем в стенку.
Оба английских шпиона мгновенно оглохли от выстрела в наушниках.
- Ну так выковыряй, - посоветовал Никита Сергеевич.
Штирлиц стал вытаскивать микрофон и запутался в проводках. На другом
конце провода английский шпион сопротивлялся, пытаясь удержать
вытягиваемый из рук провод.
- А у вас вот еще телекамера какая-то в стенке, - сказал Штирлиц,
делая удар ногой по стене.
- Была, - радостно сказал Хрущев, глядя, как катаются по полу осколки
битого стекла.
- Ага, - сказал он, хлопая себя по вспотевшей лысине. - Ты, Штирлиц,
хороший мужик. Хочешь быть нашим вражеским шпионом в СШАх?
- Не, не хочу, - сказал Штирлиц. - Хочу к телк... то есть к бабам.
- Баба - это хорошо, - сказал Хрушев, растирая пот по скольской
лысине. - Баба - она это... ну... она корову подоить может... и... эт о...
- Да, - сказал Штирлиц. - А у вас диктофон под стулом, - раздался
треск ломаемых деталей диктофона.
- Нет, брат Штирлиц, нельзя тебе пока к бабам, - сказал Хрущев.
Штилиц обреченно вздохнул. - Без тебя родине х... в общем, нехорошо будет.
Так что езжай в США, вренд... вредн... в общем, вдренняйся в ихние
загнившие ряды и будь там нашим шпионом. А то смотри, у нас длинные руки,
- и Никита Сергеевич важно вытянул толстую, короткую волосатую руку. На
рукаве был четкий отпечаток губной помады, а на руке синела татуировка "Не
забуду родное село".
- А к бабам когда? - спросил Штирлиц.
- Я скажу, когда можно будет.
Штилиц повернулся на каблуках и пошел к двери.
- А у вас еще микрофон, - сказал он, и парагвайский шпион оглох от
треска.
"Классный мужик", - подумал Хрущев, ковыряясь в зубах какой-то частью
от поломанного диктофона. - "Он этим шпионам, ... (последовало крепкое
украинско-татарское ругательство), все болтики поломал... Ну, Кеннеди,
держись, к тебе сам Штирлиц едет..."
При выходе из Кремлевского кабинета Хрущева стоял тот же воронок.
- Поздравляем Вас, любимый товарищ Штирлиц, с назначением русским
резидентом в Америке..., - согнувшись в поклоне, сказал один из них.
"Скоты. Уже пронюхали", - подумал Штирлиц, садясь в машину.
- Виски, тушенка? - спросил другой, услужливо вытаскивая прищемленные
дверцей фалды пиджака Штирлица.
Штирлиц подобрел.
- Не надо виски, - сказал он. - ОНЛУ Тушенка.
Он вынул из кармана самоучитель английского языка и погрузился в
чтение. От читаемых им иностранных слов на русский лад английскому агенту,
сидящему в багажнике, стало дурно и он в судорогах прокусил запасную шину.
- В аэропорт, - буркнул Штирлиц, запахивая пиджак и поправляя левый
галстук. Вообще-то в те времена не было обычая ходить в нескольких
гастуках, но Штилиц носил всегда две штуки, для конспирации: в правом была
рация, а в левом громыхала банка тушенки. Теперь же левый гастук был пуст,
а его содержимым наслаждался Никита Сергеевич.
"Жирная свинья", - про себя оскорбил его Штирлиц и плюнул на пол
машины.
В это время Никита Сергеевич поперхнулся шурупом, попавшимся в
тушенке, и подумал почти то же самое.
Самолет с облупившейся краской на бортах слегка захрюкал и стал
медленно выруливать на взлетно-посадочно-катастрофную полосу, так как
бортмеханик был просто не в силах скорее вращать педали.
Наконец хрюканье усилилось, перешло в рев и самолет, дрожа и
потряхивая заклеенными бумагой в линеечку крыльями, стал пытаться
оторваться от земли. Наконец бортмеханик сделал последнее дерганье за
педаль, самолет оторвался от земли и стал парить в воздухе, изрыгая клубы
дыма - это радист стал топить паровой котел.
Штирлиц сидел рядом с толстой негритянкой в дымчатых очках. Даме было
нехорошо, она хотела в туалет, но такое удобство в самолете компании
"Падайте с самолетов Аэрофлота" было не предусмотрено.
Английский агент из-под дымчатых очков поглядывал на Штирлица, и
думал, какой он молодец, как ловко притворяется. Штирлиц думал о том,
чтобы негритянку, не дай бог (черт возьми, бога нет) не стошнило ему на
новые штаны с еще только всего одной заплатой.
- А скажи-ка мне, милый Штирлиц, куда это ты летишь? - спросил
английский шпион. Он, конечно же, знал, куда летит Штирлиц, и зачем, но он
хотел проверить, что скажет ему сам русский разведчик.
- К бабам, в Америку, - соврал Штирлиц.
- А вот и врешь, - запрыгал английский шпион. - Ты летишь, чтобы
завербоваться на работу русским шпионом.
- Ну, что поделаешь, - кротко сказал Штирлиц. - Приходится иногда
соврать, чтобы утащить красивую даму в постель...
Английский агент прикусил язык и испуганно посмотрел на Штирлица. Он
увидел два злых, глубоко посаженных глаза, кастет и ему стало очень
страшно.
Спать со Штирлицем не хотелось, несмотря на обещанное шефом
повышение.
- Штирлиц, так я вообще не женщина, - испуганно сказал английский
шпион.
Штирлиц отвернулся и начал плеваться в проход между креслами.
"Опять на этих напоролся", - подумал он.
"Неужели я ему не понравился?", - обиженно подумал английский шпион,
доставая походное карманное зеркало с керосиновой лампой.
Он насупился и отвернулся к окну. За окном стремительно пролетали
вверх туманные облака.
- Эй, Штирлиц, мы кажется падаем, - сказал английский шпион, тряся
Штирлица за рукав.
- Не запугаешь, - сказал Штирлиц, держа в одной руке парашют, а в
другой - кастет и шесть банок тушенки.
- Штирлиц, скажи скорей, где ты парашют взял? - вежливо
поинтересовался английский шпион.
- У русских разведчиков всегда с собой парашют, - сказал Штирлиц.
"Вон оно что", - подумал английский шпион, доставая свой парашют из
складок шпионского платья.
"Кажется, я опять сказал чего-то лишнее", - подумал Штирлиц,
выскакивая с парашютом.
* * *
Тихо спал простой и незаметный в пустынных прериях американского
континента городок Вашингтон. Неожиданно с неба спустился Штирлиц,
разбросывая по вычищенной обширным штатом дворников местности пустые банки
из-под тушенки.
Он ступил на благодатную американскую землю, громко чавкая и ругаясь.
На земле лежал прищемивший его ботинок фабрики "Скороход" капкан, сжав
свои ржавые, грязные челюсти.
"Чувствую, Борман где-то рядом", - подумал Штирлиц, мощными усилиями
разрывая челюсти капкана. Капкан сказал "Кххх..." и треснул. Штирлиц
победно отбросил его обломки подальше и высморкался.
Звук освобожденного носа эхом прокатился по спящей округе.
Партайгеноссе Борман, сидя в дупле в тиши леса, услышал знакомое
ругательство и живо навострил уши. Знакомый запах тухлой тушенки уже давно
щекотал его ноздри. Он взобрался на самую верхушку самого высокого дерева
и стал напряженно вглядываться в темноту.
Тускло светили звезды и керосиновые лампы на советских
спутниках-шпионах. Тихо ворчали голодные филины в таких же, как у Бормана,
дуплах. Партайгеноссе спустился вниз и подумал, с удовольствием чмокая
губами:
"Штирлиц...", - и детская, безмятежная улыбка расплылась на его
заплывшей жиром роже.
- Вот я тебе набью сейчас морду, - послышалась вблизи до боли во всех
частях тела знакомая фраза.
Борман испуганно оглянулся и увидел Штирлица.
Бежать было поздно.
- Не сердись, Штирлиц, я же не для тебя, я для этих... - он попытался
начать миролюбивый разговор.
- Ты про что? - хмуро спросил Штирлиц, поигрывая маузером.
- А ты как, - поинтересовался Борман, - в яму попал или в капкан?
- В капкан, - сказал Штирлиц, протягивая к нему руку.
- Ну, вот про это я и говорил, - сказал Борман, чувствуя, как мощная
рука Штирлица поднимает его за шиворот.
Последовал удар о какое-то чрезвычайно твердое дерево и старческие
оханья и похрюкивания.
- Кто меня мусорам заложил? - ласково спросил Штирлиц, бросая Бормана
о следующее дерево. Борман охнул и сказал "Это не я".
- Значит, ты, - сказал Штирлиц. Новое дерево огрело Бормана по лбу. -
А кто заговор плел?
- Это тоже не я, - сказал Борман, с трудом уворачиваясь от очередного
острого сука.
- Вот видишь, - сказал Штирлиц. - А еще пионер...
Борман в изнеможении опустился в теплую лужу и стал жадно пить.
- Не пей - совсем козлом станешь, - посоветовал Штирлиц.
- Бе-е-е-е-е, - хмуро отозвался Борман, вставая на четвереньки.
Мощный пинок заставил его искупаться в луже с головой.
- Не сердись, Штирлиц, - попросил Борман, вылезая на поверхность и
снимая промокший засаленный пиджак. - Ты же знаешь, как все мы тебя люби
м...
- Кто это "мы"? - спросил Штирлиц.
- Да вот, - сказал Борман, поднимая палец, чтобы Штирлиц прислушался.
Русский разведчик, как локатор, завращал головой и услышал легкое
знакомое сипение.
- Пастор? - кратко спросил он. Борман радостно закивал головой.
- Толстая свинья, - сказал Штирлиц.
- Кто? - тут же спросил Борман.
- Оба вы свиньи... - процедил Штирлиц сквозь зубы.
- Про меня - это ты зря, Штирлиц, - начал Борман. - Я с тех пор на
триста граммов похудел...
- Все равно свинья, - сказал Штирлиц и прибавил: - соглашайся, пока я
хуже не сказал.
- Молчу, молчу, - сказал Борман. Его толстая морда расплывалась от
жира и счастья встречи со Штирлицем.
- Слушай, Борман, где тут ихнее американское Гестапо? - Штирлиц
никогда не забывал о работе, даже когда на ней находился.
Борман пожал плечами.
- Ты должен знать, - сказал Штирлиц голосом, не терпящим никаких
возражений. Борман съежился.
- Я правда не знаю, Штирлиц, - сказал он, прижимая к голове уши. -
Сходи в Пентагон или в Капитолий...
ГЛАВА ПЯТАЯ
В Пентагон Штирлица не пустили, как он не старался разбить дверь
каблуками.
"Сволочи", - подумал Штирлиц и направил свои "Скороходы" к Капитолию.
- Штирлиц, а вы по какому вопросу? - перед Штирлицем стояла
накрашенная девица приятной наружности в мини-юбке. Русский разведчик
задумался.
- Я по делам, но все равно заходи, - сказал он, беря даму под руку и
ведя в Капитолий.
- Ваш пропуск! - беспрецендентный швейцар встал поперек двери и мешал
входу своим пухлым лоснящимся туловищем.
- Хам! - Штирлиц вскипел, и швейцар куда-то делся.
- И чтоб в следующий раз не мешал, когда я с дамой! - прокричал в
догонку улетающему швейцару Штирлиц.
В Капитолии стояла подозрительная тишина. Там было прохладно и пахло
французскими духами и туалетом.
Штирлиц чуть не прослезился - так сильно знакомыми показались ему
коридоры и темные переходы (конечно, с веревочками) Капитолия.
"Как в Рейхстаге", - подумал он, сморкаясь на бархатный ковер.
Длинная зеленоватая сопля притаилась рядом со свежим окурком "Беломора".
- Пойдем в мой номер, - сказал Штирлиц, беря даму за талию обеими
руками. Левой он нащупал ствол "Беретта" и немало удивился. Дама
поморщилась и полезла целоваться. "Беретт" выпал и гулко стукнулся о
каменные плиты мраморного пола.
- Мадам, у вас пистолет выпал, - сказал Штирлиц, задыхаясь от
прохлороформенного поцелуя и сжимая даму за талию.
"Черт", - подумала Мадам. - "Этого Shtirlitz'а ничем невозможно
взять. Надо посоветоваться с шефом"
Штирлиц, конечно же, узнал румынско-болгарскую шпионку Хелену
Занавеску. Она пыталась перевербовать его уже одиннадцатый раз.
- Штирлиц, мне пора, - нежно прочирикала она и упорхнула в окно при
помощи потайного парашюта.
- Улетела, - сказал Штирлиц и пошел искать кого-нибудь живого.
* * *
Шеф разведки и контрразведки мистер Гари Томпсон сидел за столом,
заваленном счетами, и скучал. Его ленивый взор жадно следил за движениями
часовой стрелки на облупившемся циферблате старинных немецких часов.
Минутной стрелки на часах не было. Часы, потрескивая, занудно тикали, и
стрелка медленно приближалась к шести часам вечера. Мистер Томпсон лениво
посмотрел в окно и плюнул на пол. Вечер обещал быть прекрасным.
Внезапно часы зашипели и с легкими подвываниями отбили шесть ударов.
Мистер Томпсон, не разбирая дороги и на ходу всовывая ноги в черно-белые
штиблеты, помчался вон из Капитолия.
- Стоять, - на лестнице стоял Штирлиц с угрюмой физиономией и не
совсем равнодушно смотрел на Томпсона. Тому стало страшно, но тем не менее
он остановился и спросил:
- Вы ко мне, любезнейший
- К тебе, - сказал Штирлиц, сразу же переходя на "ты" в одностороннем
порядке.
- А-а-а, - Томпсон не в силах был что-либо сказать и только показал
на часы.
- Пошли в твой кабинет, - сказал вежливый Штирлиц.
- Пошли, - сказал Томпсон, поняв, что обречен на ночное сидение в
Капитолии.
- Ты шеф разведки, верно? - спросил Штирлиц по пути в кабинет.
Томпсон подумал минут сорок и отвечал утвердительно.
- Ну вот, а я - Штирлиц, - и Штирлиц достал из кармана бутылку водки,
тощую селедку и три банки тушенки.
При виде тушенки Томпсону захотелось прыгнуть в окно, но Штирлиц
предупредительно запер его и завесил шторой.
- Ах, Штирлиц! - Томпсон мечтательно закатил глаза. За завербование
Штирлица Лююбимый Шеф обещал насовсем свою походную секретаршу, три колеса
от "Порше" и новые кальсоны.
- Так что, товарищ Штирлиц, можно считать, что мы вас завербовали? -
спросил Томпсон, все еще не веря своему счастью.
- Считать и на счетах можно, - уклончиво ответил Штирлиц, и Томпсон
понял, что его одурачили.
- Нет, но все-таки, това-арищ Штирлиц? - протянул он. - Можем мы на
вас рассчитывать?
- Можете. Самое главное - море водки и гора тушенки, прямо ща, а там
разберемся.
- Ах да, конечно... сейчас... конечно... - Томпсон засуетился в
поисках листка бумажки.
- Вот и договорились, - грозно сказал Штирлиц, поигрывая кастетом.
Ему очень хотелось послушать, как будет кричать шеф разведки.
* * *
- Нет, Штирлиц, все-таки расскажите нам, как это вы ухитрились
заставить себя завербовать самого шефа разведки мистера Томпсона? -
пастора Шлага интересовала чисто профессиональная сторона дела.
- Да так, прислоняешь его к двери, бьешь, когда перестает стонать -
отпускаешь, - пошутил Штирлиц.
Пастору стало страшно, и он пролил какао на новую сутану, а заодно
забрызгал Штирлица, за что получил кулаком по жирной роже.
- Штирлиц, а ты на работу ходить будешь? - спросил Борман, повизгивая
от восторга.
Штирлиц задумался. В таком положении он и встретил рассвет.
* * *
По Капитолийскому персоналу прокатился слух, что у шефа разведки
появился новый сотрудник, очень деятельный и свирепый.
К вечеру первого рабочего дня Штирлица все уже знали, кто в Капитолии
хозяин.
Ночью о таинственном Штирлице доложили Кеннеди.
- Что такое этот мистер Shtirlitz? - спросил президент, вытирая
полотенцем только что выбритую щеку.
- О, господин президент, это самый лучший русский шпион, - отвечал
Томпсон, согнувшись в низком поклоне.
- Ха! А может, надо бы его арестовать? - Кеннеди достал зубную щетку
и с презрением выдавил на нее крупный кусок зеленой зубной пасты.
- Вы его не знаете, господин президент, - вздохнул Томпсон,
поглаживая искуссно загримированный синяк под левым глазом.
- Тогда вам крупно повезло, - сказал Кеннеди и запустил щетку с
пастой себе в рот.
Томпсон вздохнул.
- Господин президент, наверное, одобрит нашу готовящуююся терракцию
против русских, - сказал министр обороны, с трудом шевеля избитыми губами.
Кеннеди выплюнул зубную пасту и с интересом посмотрел на него и
кивнул, побуждая продолжать говорить.
- Мы запустим к русским техаскую кукурузную саранчу, и эта свинья
Хрущев умрет с голоду вместе со своим советским народом.
- О, и мы все равно нарушим биологическое равновесие! - радостно
сказал подхалим Томпсон.
Кеннеди задумался.
- Послушайте, Томпсон, кого-то вы мне напоминаете... - сказал он,
снимая бронежилет.
- Рад стараться! - воскликнул Томпсон.
- Старайся, старайся, - сказал президент и, медленно зевнув,
удалился.
* * *
- Слушай ты, Лысенко чертов, ты когда гирбринт огурца с бутылкой
выведешь? Я жрать хочу! - Никита Сергеевич снял ботинок и постучал им себе
по лбу. Это ему очень нравилось, и он постучал еще раз, посильнее.
- Скора, Никит Сергеич, - пообещал Лысенко и вновь громко заржал.
- Ты давай торопись, толстый, а то как врежу в ухо, - сказал Хрущев,
начиная злиться.
- Я вот те сам врежу, - сказал Лысенко, поднимая кулак, и два гения -
большой и маленький - принялись, кряхтя и поминутно охая, драться. Их
быстро разняли и развели по разным комнатам.
- Чтоб без гинбринта я тебя не видел, морда ты со шнурками! - орал
Никита Сергеевич, пытаясь вырваться и снять ботинок, чтоб запустить им в
Лысенко.
- Сам дурак! - отвечал Лысенко, плюясь на пол и дергая ногами.
* * *
По выложенному белым мрамором коридору Капитолия гуляли сквозняки и
Борман. Вчера он написал на стене "Родина-мать зовет", нарисовал
непристойную картинку и высморкался во все шторы, хотя на насморк не
жаловался. Борман был ужасно доволен собой.
Партайгеноссе шел по коридору, напевая чуть-чуть переправленную песню
Пахмутовой: "И вновь продолжа-а-ается бой... И Борман такой молодо-о-о-
й...". Он был в хорошем настроении и никому не мешал. Левую руку
партайгеноссе держал в заднем кармане, и за ним тянулся извилистый след
банановой кожуры и яблочных огрызков. День, как всегда, обещал быть очень
удачным.
Мимо проходил хмурый, невыспавшийся Штирлиц. Поравнявшись с Борманом,
он неожиданно вынул руку из-под пулеметной ленты, высевшей у него на
тельняшке, и дал Борману подзатыльник.
- Это тебе за заговор, - пояснил он. В выпученных глазах Бормана
появился признак немого вопроса.
- Вот это память... - восхищенно сказал Борман, держа обеими руками
гудящую от удара голову.
Штирлиц спокойно прошел по коридору, лавируя между расставленными
партайгеноссе препятствиями, и исчез на лестнице, погромыхивая по ней
коваными сапогами.
Партайгеноссе радостно потер руки. Предусмотренного на случай
желающих подняться грохота не последовало.
"Значит, Штирлиц спустился вниз", - обиженно подумал Борман. Этого он
не предусмотрел.
Штирлиц сидел за столом и сосредоточенно делал вид, что пишет.
На самом же деле он загнал в дырку в крышке стола жирную муху и
теперь обильно поливал ее чернилами. Ему было интересно, можно ли
покрасить муху чернилами, и будет ли после этого летать это животное.
Когда чернильница опустела и перо стало отзываться легким
дребезжанием в ответ на попытку обмакивания в чернила, Штирлиц бросил это
философское занятие и медленно потянулся.
Муха выбралась из своей тюрьмы и медленно полетела к окну, громко
жужжа и брызгаясь чернилами. Штирлиц улыбнулся и два раза плюнул на пол.
Он опять был прав.
День медленно тянулся к закату. Лиловое солнце нежно коснулось
вывески "Сегодня и ежедневно кроме субботы, четверга и понедельника у нас
лучшие котлеты в штате Мэн", и Штирлиц, зевнув, достал из кармана пачку
"Беломора".
Как всегда, делать было совершенно нечего.
В городской центр культуры - публичный дом, куда его звал мистер
Томпсон, идти не хотелось - после вчерашнего дебоша болела поясница и там
могли, по крайней мере, набить морду. Томпсону, конечно.
Штирлиц поскучал еще примерно час, затем смахнул с затылка пыль и
отправился в коридор.
Напротив гипсового бюста Кеннеди стоял на четвереньках мистер
Томпсон, прижимая обеими руками к тусклому мрамору пола простую фетровую
шляпу. Он стоял неподвижно, но тем не менее старательно кряхтел. Штирлиц
бросил зубочистку и подошел ближе.
- Кто у тебя там? - вежливо поинтересовался он.
Томпсон поднял к нему потную морду и плаксиво сказал:
- Во-вторых, не у меня, а у господина Министра обороны. А во-первых,
я сам не знаю.
- Вредный ты, - сказал Штирлиц и приготовился дать Томсону пинка или
подзатыльник. Но его что-то остановило - прилипшая к пальцам, залежавшимся
в кармане, жевательная резинка типа "Бубель-Гум спешал фор Штирлитц" - так
было написано на пачке.
- А где эта интриганская морда? - спросил Штирлиц, отлипляя от
пальцев липкий, но довольно жесткий продукт.
- Вы про кого, про господина Министра? Он ушел... ненадолго... ну,
ему надо...
- Понятно, - сказал Штирлиц, приятно улыбаясь.
Из ватерклозета, располагавшегося в конце коридора, рядом с портретом
Вашингтона, раздалось шипение и клокотание. Вскоре оттуда показался
посвежевший и очень довольный господин Министр, вытирая мокрые руки о
пиджак.
- Штирлиц, как хорошо, что вы пришли! - сказал он и сделал такое
лицо, каким осужденный утром перед казнью встречает палача.
- Прямо превосходно, - сказал Штирлиц, чтобы все поняли, как ему
приятно.
Господин Министр, продолжая радостно улыбаться, сделал маневр к
оступлению.
- Кто у Томпсона под шляпой? - строго спросил Штирлиц.
Господин Министр закатил глаза к небу и стал думать, чтобы такого
соврать. Обманывать Штирлица считалось очень рискованным делом. Но кроме
мелких земноводных амфибий на ум ничего не приходило.
- Лягушка? - неуверенно сказал господин Министр и покосился на
Штирлица.
Зверь, сидящий под шляпой, задергался и издал зловещее стрекотание.
- Крупная? - сочувственно спросил Штирлиц.
- Очень, - сказал господин Министр, отыскивая место, куда в случае
чего можно было бы прыгнуть.
- Кусается? - продолжал Штирлиц.
- Может руку откусить, - сказал господин Министр, слегка увлекшись.
Томпсон побледнел и, держа шляпу одной рукой, вытер другой холодный
пот со лба. Шляпа внезапно вырвалась и поскакала по этажу, натыкаясь на
стены и отскакивая от них в почтительном недоумении.
Шеф разведки, все еще стоя на четвереньках, побежал ловить ее. Тыкая
руками в шляпу, он опрокинул ее. Из-под шляпы вылезла крупная желтая
саранча, подвигала челюстями и скрылась на лестнице.
- Упустил! - истошно заорал господин Министр.
Штирлиц расцвел в довольной улыбке.
- Надули, - счастливо сказал он, как будто надули не его, а Томпсона
или господина Министра. - Неужели тебя мама в дестве не учила, что врать
нехорошо?
Господин Министр покраснел и стал выписывать левой ногой различные
геометрические фигуры. Штирлиц залюбовался его раскаянием.
По лестнице приполз вспотевший и взъерошенный шеф разведки.
- Поймал, - сказал он, показывая укушенный палец.
Крупный полевой вредитель был зажат у него под мышкой и угрожающе
шевелил челюстями.
- Осторожней, не помните, - засуетился господин Министр, подставляя
стеклянную банку из-под соленых огурцов.
Через минуту псевдолягушка сидела в банке и томно билась головой о
металлическую крышку. Очевидно, такое беспокойство было обусловленно
близостью товарища Штирлица.
- Зачем тебе эта уродина? - спросил Штирлиц.
- О, Штирлиц, вы ничего не по... ой-ой, извините, я хотел сказать,
что это крупный стратегический зверь. Мы зашлем его в одну страшно
отсталую страну, и тамошний вождь останется голодный.
- Хорошо придумано, - сказал Штирлиц, жонглируя двумя кастетами. - А
в какую такую отсталую страну?
Господин Министр опять закатил глаза и стал напряженно думать.
Конечно, Штирлицу говорить не следовало.
- Ну? - сказал Штирлиц. - В какую?
- В Папуа-Новую Гвинею, - нерешительно сказал господин Министр.
- А чем тебе папуасы досадили? - удивился Штирлиц.
- Воюют, проклятые, - сказал господин Министр, понуря глупую голову.
Штирлиц недоверчиво посмотрел на него. Он, конечно же, понял, что его
опять-таки хотят обдурить.
- Ты у меня смотри, - сказал он, показывая кастет. Штирлиц знал, что
он в любом случае узнает зловещие планы господина Министра, и поэтому
нисколько не торопился.
- Ладно, - сказал Штирлиц, вытирая рукавом томпсоновского пиждака
испачканный тушенкой рот. - Мы с вами еще поговорим.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
В коридоре стояла глухая тишина. Ночью Капитолий пустовал. Раньше в
нем по ночам сидел скучающий сторож. К утру он зверски напивался и
горланил песню "Янки дудль", колотя пустой бутылкой в чугунную сковородку.
Теперь алкоголика заменили новейшие достижения науки и техники.
Электрическая сигнализация лишила сторожа работы, и теперь по утрам вместо
воплей "Янки дудль" обычно раздавался вой электрической сирены.
Штирлиц спокойно шел по коридору. Следом за ним, озираясь, дрожа от
страха и поминутно наступая на свою длинную сутану, шел пастор Шлаг.
- Прекрати стучать зубами, - шепотом попросил Штирлиц. - А то стучать
будет нечем.
- Страшно! - дрожащим голосом сообщил Шлаг.
- Нечего бояться, - ободряюще сказал Штирлиц.
Часы без минутной стрелки в кабинете Томпсона, кряхтя несмазанными
внутренностями, прошипели двенадцать.
Пастор похолодел и перекрестился.
- Так, - шепотом сказал Штирлиц, зажигая потайной фонарь. Пластмасса
горела на редкость скверно и коптила. - Пролезешь в кабинет господина
Министра, соберешь всю бумагу и приползешь обратно. - И он сбил кастетом
замок с вентиляционного люка.
Пастор, кряхтя, задрал сутану и полез в образовавшееся отверстие.
Через минуту его чихание послышалось в самом кабинете.
- Ну как? - спросил Штирлиц, заглядывая в замочную скважину.
- Бумаги много, - хрипло сказал пастор. Он обнаружил початую бутылку
виски и сейчас ему было не до бумаг.
- Тащи сюда! - потребовал Штирлиц.
- Бумаги много, - повторил пастор. Содержимое бутылки быстро
уменьшалось.
- Не задерживайся! - кипел Штирлиц.
- А вот сам бы слазил, - сказал Шлаг, опьянев и похрабрев, как
никогда.
- Чтоб я, высококвалифицированный и высокооплачиваемый русский
разведчик, полез в грязную дыру... - Штирлица передернуло. - Ты, толстый,
вылезай быстрей.
В люке появилась счастливая морда пастора. В зубах у него была зажата
толстая пачка бумаги, и он помогал себе ползти папкой с белыми завязками.
Пастор выбрался из люка и сказал что-то невразумительное. Штирлиц
выдернул у него изо рта пачку бумаги и предложил повторить.
- Я говорю, почему я, а не Борман? - спросил пастор, поправляя
наползшую на плечи сутану.
- Борман! - Штирлиц стал радостно гоготать. - Эта жирная свинья
понаставила бы там веревочек и капканов. И завтра я имел бы неприятности.
- Мне то что, - сказал Шлаг вполголоса.
- Вот это плохо, - строго сказал Штирлиц.
- Что? - удивился пастор.
- Что вам все равно, кто перед вами, агент Гестапо или коммунист.
"К чему бы это", - подумал пастор и спросил:
- А кто лучше?
- Конечно, агент Гестапо.
- Вы так думаете?
- А ты нет?
Пастор пожал плечами, и они со Штирлицем направились к Штирлицу
домой. Русский разведчик неизвестно на каких правах жил в сразу шести
номерах огромного отеля. Никто не смел заикаться об арендной плате.
Пастор потоптался у двери и рухнул на коврик, о который Штирлиц
только что вытер ноги.
Около телевизора сидел Борман и смотрел передачу со стриптизом.
Сегодняшний день он считал пропавшим. Ни до, ни после обеда никто не
провалился в яму, никто не зацепился за веревочку или попал в капкан.
Партайгеноссе сидел, страшно растроенный, и думал, что уже потерял
квалификацию. Внезапно Штирлиц, проходя мимо него с пакетом кефира,
споткнулся о ловко опрокинутый стул и ругнулся.
Борман словно расцвел.
- Штирлиц, как успехи? - спросил он.
- Я тебе щас покажу успехи, - сказал Штирлиц, и Борман с визгом
умчался в соседнюю комнату.
- Штирлиц, - примирительно сказал он оттуда. - Давай собачку купим.
- Зачем? - удивился Штирлиц.
- Ее так отдрессировать можно, она документы таскать будет. Я в рейхе
уже так пробовал.
- Гм! - сказал Штирлиц. С собачкой связываться не хотелось. Штирлицу
в качестве похитителя документов больше подходил пастор Шлаг, но...
- Давай, - сказал Штирлиц. - Но какую?
Здесь пришлось задуматься Борману. Предлагая купить собачку, он
преследовал две цели: во-первых, указанную, а во-вторых, собачка должна
была быть обучена кусать всех, на кого укажет Борман, за пятки. Поэтому
выбор породы усложнился. Борман задумчиво почесал в блестящем затылке и
сказал:
- Тут надо подумать...
* * *
Ночью партайгеноссе спал плохо. Ему снился страшный сон о том, как
он, Борман, идет ночью по Капитолию, и вдруг из одной из дверей выходит
Штирлиц, вытирает окровавленные руки и говорит "Следующий...". Два
здоровых сотрудника ФБР хватают партайгеноссе за руки и ноги и бросают в
кабинет Штирлица. Борман засопротивлялся и проснулся от весомого удара по
лбу.
Над ним стоял Штирлиц и держал в руках крупную гирю.
- Во развеселился... - хмуро сказал он, и партайгеноссе понял, что
Штирлиц сегодня в дурном настроении.
Он вытер со лба холодный пот и сказал:
- Штирлиц, а я придумал!
- Чего ты еще там придумал, - еще более хмуро сказал Штирлиц, отдирая
от сковородки стельку для башмака.
- Про собачку, - сказал Борман.
Русский разведчик отнесся к этому радостному известию на редкость
спокойно.
- Ну? - сказал он.
- Давай купим... э... болонку!
- Ладно, черт с тобой, - сказал Штирлиц, смягчаясь и бросая на стол
засаленную сковородку с подгоревшей яичницей.
В углу у двери проснулся пастор Шлаг. Пока он, охая и крестясь,
дополз до стола, от ячиницы остались только капли жира, выковыренного
предусмотрительным русским разведчиком из банки с тушенкой.
Днем Штирлиц шел на работу. В его кармане лежал новый кастет, отлитый
на днях. Следом, озираясь и перебегая от фонаря к фонарю, крался
партайгеноссе Борман, решивший сам для себя выследить Штирлица и сам себе
доложить, чем он занимается.
Штирлиц был угрюм и задумчив. Он, конечно же, понял, против кого была
направлена жирная саранча из банки господина Министра. Штирлиц кипел от
негодования и еще яростней сжимал рукой кастет.
Сейчас он шел в биологическую лабораторию, где, по слухам, готовилась
какая-то жуткая отрава. Русский разведчик решил идти напролом, поэтому оба
охранника, которым посчастливилось сидеть в проходной, отлетели в разные
стороны с разбитыми мордами.
Войдя в помещение, Штирлиц высморкался, плюнул один раз на ковер и
три раза в зеркало и вошел в лифт, где написал на стене "Сердце нашей
партии могучей - ленинский центральный комитет" и вдавил в стену сразу
четыре кнопки.
Лифт доставил его на седьмой этаж. Штирлиц вышел на площадку. Пахло
духами и карболкой, где-то истошно выла собака.
- Изверги, - сказал Штирлиц. - Ненавижу.
Он достал кастет и разбил первое попавшееся стекло. Отряхнулся от
осколков и разбил еще одно. В образовавшейся дыре он увидел двух дам,
испуганно склонившихся над пробирками, в которых клокотало что-то на
редкость вонючее.
- А вот и я, - сказал Штирлиц довольно ласково, просовывая ногу в
образовавшееся отверстие. Дамы с визгом вылетели в коридор (правда, через
дверь) и исчезли на лестнице.
Минутой позже на улице раздался вой полицейской сирены. Штирлиц
насторожился.
На столе, где дамы что-то варили, сидела весьма крупная крыса и
совершенно равнодушно смотрела на Штирлица. Русский разведчик
подозрительно посмотрел на нее и одним лихим движением сбросил все
имеющиеся на столе пробирки на пол. Раздалось шипение и жидкость стала
быстро испаряться.
Из соседнего помещения раздался обиженный собачий вой, а со стороны
лестницы раздалось характерное дребезжание.
Штирлиц мгновенно догадался, что рядом партайгеноссе Борман, решивший
испытать новую веревочку либо кирпич из особо крепкой глины на его светлой
голове.
Русский разведчик ткнул плечом дверь в соседнее помещение. Если бы он
умел читать по-английски, он заметил бы на двери надпись "открывается
внутрь".
Но Штирлиц мощным ударом высадил дверь и ворвался в соседнюю комнату.
Двухлетняя овчарка, приготовленная для опыта, сидела в клетке, и,
увидев Штирлица, оскалила зубы, давая понять ему тем самым, что данный
опыт будет несколько осложнен.
- Гестаповцы, - злобно сказал Штирлиц, назвав имя своей любимой
организации. Он открыл дверь клетки, собака выскочила наружу и принялась
истошно лаять.
- Дура, - обиженно сказал Штирлиц и очередная порция пробирок
посыпалась на пол.
Там, где раньше была входная дверь, показался Борман.
- Штирлиц! - восторженно сказал он, глядя, как русский разведчик
борется одновременно с собакой, стремящейся разодрать его форменные брюки,
и горой пробирок. - Ты что, купил мне собачку?
- Считай, что купил, - сказал Штирлиц, - Если уберешь от меня эту
заразу...
Борман сложил губы трубочкой и попытался засвистеть, но вместо свиста
у него получилось змеиное шипение.
Собака оставила Штирлица и удивленно посмотрела на партайгеноссе.
Борман достал из кармана приготовленный две недели назад ошейник с
поводком и надел все это на шею животному. Затем он с видом профессионала
посмотрел собаке в пасть и заявил, что это пес.
- Я его Адольфом буду звать, - сказал он, показывая свою преданность
обществу охраны животных.
- Хоть Иосифом, - сказал Штирлиц, критически осматривая порванные
штаны. - Ну и зубы у твоего Адольфа...
- Весь в фюрера, - сказал Борман, выводя собаку в коридор. В
кабинете, где остался Штирлиц, послышался звон разбитой посуды.
Кожаный намордник, купленный Борманом за семь рейхсмарок, собаке не
понравился. Злобно чихнув, она мило уронила какую-то пакость в сапог
Штирлица и зловеще зарычала, отказываясь тем самым от возможных претензий.
Сапоги зашипели, задымились и бысто поползли вниз. В довершении всей в
металлическом полу и в сапоге лаборатории образовалась здоровая дырка.
Внизу оказался женский туалет, в котором сидели успуганные лаборантки.
- Нашли зверя, - проворчал Штирлиц, шевеля большим палцем ноги, - с
пироксилиновым заводом в заднице.
Борман испугался за себя и за свое приобретеньице, но на его счастье
Штирлиц отвлекся от сапог и обратил свой томный взор вниз, на слабую
половину человечества. Слабая половина парализовано смотрела вверх, на
сияющее лицо великого разведчика, который уже доставал из кармана свою
любимую тушенку.
"Сейчас кто-то кого-то будет угощать", - злорадно подумал
партайгеноссе, зная щедрую натуру своего кумира.
Штирлиц на секунду отвлекся на Бормана, дал подзатыльник, сказал "Не
кто-то, а величайший разведчик всех времен и народов товарищ фон Штирлиц
или просто Максим Максимыч Тихонов в смысле Исаев" и опять воззрился вниз.
Таких радисток Штирлиц не видал. Он совершенно случайно уронил банку вниз
(не вверх, естественно), уложил одну из радисток и забрызгал халат и
прическу другой.
Русский разведчик вежливо извинился, нахмурился, глядя на Бормана, и
они избавили биологическую лабораторию от своего присутствия. Борман тащил
за собой электоропровод и сломаный переключатель. Он был настолько доволен
своим похождением, что размечтался о Мировой Революции и не заметил
коварный столб, больно огревший его по потному лбу.
- Скажи, Штирлиц, - спросил Борман весьма душевно, - О чем ты сейчас
думаешь?
- О шашлыке и банке тушенки, - сказал Штирлиц угрюмо.
Борман хотел сказать "а вот я - о Мировой Революции", но удержался.
За внезапные мысли можно было схлопотать от Штирлица по роже.
Партайгеноссе притянул к себе собаку, удравшую вследствие длинного
поводка метров на сорок, и продолжил свои мысли.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Утром непосредственный начальник Штирлица высказал своему
подчиненному все, что он имел против посягательств на достижения науки.
- Штирлиц, вы же не ребенок, черт возьми! - кричал Томпсон.
- Не ругайся, - попросил Штирлиц, спокойно сооружая из сломанных
спичек пирамиду.
- Но Штирлиц, зачем вы разбили все имевшиеся в лаборатории пробирки?!
- Я был пьян, - равнодушно сказал Штирлиц. - У меня голова болела.
- Я сам пьян, - сказал Томпсон, - и у меня у самого болит голова...
после вчерашнего... Но я же не иду в лабораторию бить пробирки!
- А что, там еще что-то осталось? - забеспокоился Штирлиц.
- Ну чего там может остаться? - удивился шеф разведки. - Вы так там
вчера поработали, что свернули нам всю программу биологических
исследований лет на десять... а может, на двадцать... А собаку вы зачем
сперли?
- Пса не трожь, - голосом заправского уголовника сказал Штирлиц. - Он
моему другу маму заменяет...
- Маму - это хорошо, - сказал Томпсон. - А вообще, Штирлиц, я не так
уж и недоволен... Пойдем-те, что-ли, в ресторан... а то и правда после
вчерашнего башка трещит...
* * *
В ресторане было тихо, и там никого не ждали. Угрюмый официант,
зевая, бросил на столик меню и удалился. Ушел он, похоже, весьма надолго.
Штирлиц вырвал из меню листок, важно вытер им рот и положил обратно.
- Нас кормить будет кто-нибудь? - плаксиво сказал Томпсон, поглядывая
на часы.
- Погоди, я пойду с ними разберусь, - сказал Штирлиц, засучивая рукав
пиджака.
Через три минуты он вернулся. Нелюбезный официант, хлюпая разбитым
носом, плелся за ним и извинялся на всех известных ему языках.
Еще через минуту стол уже ломился от пищи и выпивки. Венчала
пиршество крупная банка советской тушенки.
* * *
Штирлиц возвращался из ресторана под вечер, точнее, даже, под утро.
На его левой руке висел Томпсон, громко вопя " Мы красная кавалерия и про
нас... ". Штирлиц еще держался на ногах.
- П... пойдем, я тебя п... п... провожу, - сказал он бодро.
- Пойдем, - сказал Томпсон, вытирая капающие изо рта слюни, чтобы не
намочить пиджак.
- Ты где ж... живешь? - вежливо поинтересовался Штирлиц.
- Там, - сказал Томпсон, махнул рукой в неизвестном направлении и
захрапел. На его красной роже отразилось величайшее блаженство.
Штирлиц потащил его в указанном направлении. Спустя полчаса он
оказался на набережной и стал думать, как надо форсировать реку.
Светало. На берегу Потомака, катящего свои грязные воды в неизвестном
направлении, сидел Штирлиц, и, сняв носки, бултыхал ногами в воде. Рядом,
подперев голову смятым мусорным баком, храпел его начальник, шеф разведки.
Вскоре Штирлиц, напряженно поморщившись, вспомнил, что он, кажется,
русский разведчик, и ему надо выполнять соответствующую работу. Он никак
не мог вспомнить свою настоящую фамилию. В голове вертелись какие-то
обрывки. Вспоминалась какая-то странная фамилия, отдаленно связанная с
тишиной, но Штирлиц знал наверняка, что ошибается.
Наконец Штирлиц махнул головой, отгоняя непрошенные раздумья, и,
вздохнув, обшарил карманы Томпсона.
Пистолет системы Вальтер был слишком тяжел и пах плесенью, и Штирлиц
швырнул его в воду. Кошелек он освободил от содержимого и это самое
содержимое положил себе в карман, а кошелек последовал за пистолетом.
В удостоверении личности Штирлиц грязью подрисовал Томпсону бороду и
усы и сунул его обратно в карман своему шефу.
Затем он набрал в ладони порядочно холодной воды и плеснул ее в
распухшую физиономию начальника. Тот мгновенно проснулся и шумно рыгнул.
Штирлиц счел свою миссию выполненной и решил исчезнуть. Он поднялся
на набережную и увидел стоящий у обочины "Мерседес" совершенно без
хозяина. Штирлиц решил, что должен же кто-то на машине ездить и, подойдя к
ней, решительно дернул ручку двери на себя. После шести энергичных
движений дверь распахнулась. Штирлиц сел за руль и с удовлетворением
обнаружил, что ключи болтаются в приборном щитке.
Он завел машину и поехал куда глаза глядят.
Глаза глядели на только что построенный и покрашенный свежей краской
салатового цвета забор.
Почувствовав удар, Штирлиц вылез из "Мерседеса" и с сожалением
осмотрел помятый передок машины. Отряхнув с пиджака битое стекло, он
высморкался в собственный рукав и пошел туда, где виднелся шпиль
Капитолия.
* * *
Войдя в свой собственный кабинет, Штирлиц сразу же почувствовал, что
он здесь не один - по характерному запаху тухлой селедки в воздухе.
- Хайль Гитлер, товарищ Штирлиц! - сказал кто-то насмешливо.
- Хайль, хайль, - сказал Штирлиц и вздрогнул. Голос был на редкость
знакомым.
- Вы меня не узнаете? - из-за занавески вышел оборванец с золотым
зубом, блестящем от зверской улыбки говорившего и в помятом, со следами
побелки полосатом тюремном пиджаке.
- Как же, - недовольно сказал Штирлиц. - Клаус, провокатор...
- Вот именно, - сказал Клаус. - И зачем это надо было в меня
стрелять?
- Разве ж я не попал? - огорчился Штирлиц.
- Не-а! - и Клаус распахнул пиджак. Под ним оказался бледный
волосатый живот с татуировкой, изображавшей узника концлагеря в полосатом
костюме, пастора Шлага с сейфом и надписью "Не забуду товарища Штирлица".
- А ты сам-то хорош, - сказал Штирлиц, обидевшись на недвусмысленный
сюжет татуировки. - Сожрал у меня все печенье, и хотел весело смыться.
Они некоторое время угрюмо посопели, глядя друг на друга изподлобья.
- Ну, как живешь? - спросил наконец Штирлиц весьма миролюбиво,
ощупывая в кармане кастет.
- Фигово, - сказал провокатор. - Работы нет никакой...
- А чего же ты так долго не появлялся? - поинтересовался Штирлиц.
- Да все дела... - замялся Клаус и потупил взор.
- За что сидел? - спросил Штирлиц.
- За женщину, - шепотом сказал Клаус, пытаясь сковырнуть ногтем край
кожаной обшивки дивана.
- А как она, ничего? - тем же шепотом спросил Штирлиц.
- Ничего, - тягостно вздохнул провокатор.
- Ну как, - он сразу перешел к делу. - Пастора-то этого вонючего
шлепнули?
- Тебе-то что, - хмуро сказал русский разведчик.
- А работа есть еще какая-нибудь?
- Найдется, - сказал Штирлиц. В его голове стал созревать один из
самых коварных планов. - Слушай, Клаус, ты документы воровать умеешь?
- Не пробовал, - огорчился провокатор.
- А терракты совершать можешь?
- А сколько дашь?
- Триста.
- Зеленых или рублями?
- Пожалуй, зеленых.
Провокатор со скрежетом почесал подбородок.
- Тут же надо много работать, - сказал он.
- А кто чего говорит? - запальчиво сказал Штирлиц. - Ну как,
договорились?
- Да я всегда готов, - сказал Клаус.
- К борьбе за дело? - насмешливо спросил Штирлиц.
- А хотя бы.
- Ну, заходи вечером в ресторан.
- В какой?
- А в какой захочешь, - и они по-дружески пожали друг другу руки и
расстались до вечера.
* * *
Штирлиц пошарил в кармане в поисках "Беломора" и обнаружил небольшую
бумажку, попавшую к нему, наверное, вместе с содержимым карманов его
начальника. Штирлиц развернул ее и прочел.
"Поручается, - гласила бумажка, - мистеру Томспону огранизовать
терракты, подрывную деятельность и т.п. в Советском Союзе, используя своих
агентов."
"Своих агентов - кого это они имели в виду?" - Штирлиц яростно
разорвал документ и стал кипеть от злости.
Высунувшись в окно, он увидел в конце улицы уходящего Клауса.
- Стой! - заорал Штирлиц.
Провокатор взрогнул и пригнулся, как будто на него упала здоровая
бочка с цементом.
- Не бойся, иди сюда! - орал Штирлиц. Клаус обернулся и быстро пошел
обратно.
Пять минут спустя он был в кабинете Штирлица.
- Чего надо? - спросил он весьма грубым голосом.
- Работа есть срочная.
- А! Это мы всегда пжалста...
- Вот там где-то, - и Штирлиц махнул рукой в неопределенном
направлении, - у речки дрыхет мой шеф. Его надо разбудить и утащить в одно
место... я тебе расскажу... - и оба заговорщика вышли из кабинета в
коридор.
* * *
Шеф разведки мистер Томпсон проснулся в неизвестном ему темном
помещении.
- Где я? - спросил он слабым голосом.
- В тюрьме, - сказал Шелленберг, заглядывая к нему через щель в
сарае.
- А в чем меня обвиняют? - спросил шеф разведки весьма равнодушно.
- Во всем, - сказал Айсман голосом прокурора, очищая косу от налипшей
травы. - Кто терракты планировал?
- Я, - мужественно признался Томпсон.
- Кто русских обижал?
- Тоже я, - сказал Томпсон.
- Признаваться будешь?
- Обязательно... - и Томсон потребовал ручку и пачку бумаги потолще.
* * *
Советский посол в Североамериканских Соединенных Штатах неожиданно
срочно потребовал аудиенции у господина Министра Обороны. Тот знал, что от
таких визитов можно ждать неприятностей.
- Господин Министр, - начал посол. - Мы тут вот получили от одного из
наших... как бы это сказать? В общем, от нашего человека несколько
бумажек... Вот посмотрите...
Господин Министр лениво взял у него несколько измятых бумажек.
"Я, шеф разведки Томпсон, - гласила одна из них, - Признаюсь товарищу
Штирлицу, что совершал нехорошие вещи против русских и планировал терракты
в Советском Союзе. Вот. Подпись неразборчива"
Господин Министр похолодел и расстегнул воротник рубашки. Он бросил
бумажки на стол и выскочил из кабинета в поисках Томпсона. Тот стоял у
дверей кабинета.
- Где Штирлиц? - яростно завопил господин Министр.
- Нет Штирлица, - сказал Томпсон. - В Москву убег...
Господин Министр опустился на пол у двери и принялся стонать.
- Ничего, - ободряюще сказал Томпсон, садясь рядом с ним. - Мы им еще
Карибский кризис устроем... Только это строго между нами.
Эпилог
- А не пора ли нам смыться в Крым побалдеть? - Никита Сергеевич
задорно посмотрел на свою новую секретаршу с пышным задом и облизнулся.
- Пора, Никита Сергеич, - секретарша усмехнулась.
- Напиши записку в ЦеКа, и поехали, - Никита Сергеевич неожиданно
схвадил ее за одну из выдающихся подробностей и стал радостно тискать.
Секретарша не сопротивлялась и довольно хихикала. Она написала
записку, и Никита Сергеевич подписал ее:
"16 мая 1964 года. Н. Хрущев."
А за окном проехала телега с молоком и танк, расписанный цветочками.
* * *
... А Штирлиц спал. Ему снилось русское поле с березками, снились ему
голые девки, и он смотрел на них совершенно не из-за кустов. Сейчас он
спит, но ровно через полчаса проснется, и у Центра опять найдется для него
новое задание.